на тарелке весов эта порция, чтобы никто о том кусочке, о тех днях не забывал.
Хлеб! Вот он. Самый его нормальный запах. Алексей даже улыбнулся, не открывая глаз. Пахнет, как тот, деревенский. Нет, скорее похоже на флотский.
Он открыл глаза. Показалось, очнулся от короткого чудного сна.
Откуда шел теплый запах хлеба?
Алексей стоял на тротуаре против булочной. Это была одна из самых больших булочных в городе. Две огромные витрины под сводами гранитных арок отгораживали ее от улицы. В одной из арок находилась дверь. Она поминутно отворялась и затворялась. Люди входили в булочную и выходили из нее, неся свежие буханки. Но нет, запах был слишком сильным, чтобы пробиваться сквозь двери. Левее высилась третья арка-ворота — вход внутрь высокого серо-гранитного здания, выстроенного незадолго до войны. Справа от входа поблескивала стеклом небольшая вывеска: «Хлебозавод Фрунзенского района». Вот откуда шел по улице этот нестерпимо влекущий к себе запах горячего хлеба.
Люди шли мимо. Иные из них спешили. Другие шагали неторопливо, и все непременно либо замедляли шаг, либо на короткое мгновение останавливались.
— Хорошо пахнет, а, служивый? — сказал Алексею остановившийся возле него старик, вероятно заметивший замешательство моряка.
Сказав это, старик пошел дальше. Что касается Алексея, то он будто прирос к месту. Он запрокинул голову и смотрел вверх. Над заводской стеной плыли разодранные в клочья облака. Надо было идти, а он все стоял. И тут, рядом с дверью в булочную, он заметил щит, а на нем объявление, какие теперь попадались на каждом шагу в городе: «Внимание демобилизованных из рядов Советской Армии! Хлебозаводу требуются…»
Он подошел ближе и стал читать объявление.
Много кто требовался заводу. Среди других значился и мастер-кондитер. Дошли, значит, и до кондитера. Пришло время. А вот монтер, электрик не требовались. Почему не требовались?.. Он же знал. Ему кругом твердили: с вашей специальностью сейчас… Да, вот и Галкин недавно… Галкин!.. Да ведь он же должен работать здесь, на этом заводе. Ну конечно же, сам говорил: тут поблизости… И, еще не отдавая себе полностью отчета в том, что задумал, Алексей решительно шагнул под арку.
— А ну, Глеб Сергеевич, поглядим, как вы отвечаете за свою агитацию, — проговорил вслух.
За аркой проходная. Сидит толстая тетка в военной шапке. Алексей — к ней.
— У вас тут работает товарищ Галкин? Начальник финансов, что ли?
Тетка пожала плечами, заинтересованно посмотрела на Алексея.
— Какой такой начальник финансов? Главный бухгалтер Галкин. Такой есть.
— В точку. Он самый. Можно до него?
— А вам зачем?
— Есть, значит, дело. Не козла, понятно, забивать.
Тетка опять взглянула на Алексея.
— Позвонить надо. Как ваша фамилия будет?
Указательный палец ее руки прошелся по списку служебных телефонов, лежащих перед ней под стеклом, и замер на трехзначной цифре.
— Алексей, скажите. Поморцев Алексей.
Вахтерша принялась набирать номер. Алексей ждал. По ту сторону провода сняли трубку.
— Товарища Галкина просют. Это с вахты говорят. Товарищ Галкин, к вам человек хочет пройти… Фамилия Поморцев… Алексей, говорит, Поморцев. Не знаю, по какому делу. Не докладывает… Так, так, хорошо. Пропустим.
Лестницу Алексей преодолел с необычной легкостью. Вот и коридор, табличка: «Гл. бухгалтер». Он взялся за скобу и толкнул дверь.
Глеб Сергеевич сидел в маленькой, заставленной шкафами комнате. На столе множество бумаг. Был он одет в знакомую гимнастерку. Встал навстречу Алексею.
Тот закрыл дверь и снял фуражку.
— К вам я, Глеб Сергеевич. Если нужны еще электрики… Помните, вы говорили… Там, у ворот, про мою специальность не написано…
Галкин все еще с интересом смотрел на Алексея. Потом, кивнув, сказал:
— Сыщется тебе работа, Алексей Прокофьевич, сыщется. Не беспокойся. Нам все теперь нужны. Цех фигурной выпечки восстанавливаем. Неважно, что там не написано.
Он протянул Алексею руку и добавил:
— Ну вот, значит, кончился демобилизационный период. Я ведь знал, что ты придешь. Ну, не к нам обязательно. Куда-нибудь, может, в другое место. Не могло быть иначе… Как же тебе дальше по-другому жить?
Санька Лысый искал Алексея.
Заходил в пивную. Говорили, что его нет уже третий день. Санька сокрушался, объяснял: до зарезу нужен. Ходил к Алексею домой. Один раз на звонок никто не вышел. Значит, в квартире Лешки не было, и вообще никого. Во второй раз повезло. Отворила старуха и сказала, что Алексея с утра теперь не бывает. Уходит куда-то спозаранку. Будто бы поступил на работу. Опять на работу? Санька не поверил. Спросил Аню, но и ее не было. Сходя с лестницы, Лысый думал: «Этого еще не хватало, неужели и верно работать пошел, дурак? Нет, быть не может!»
Затем Санька внезапно исчез. Не видно было ни в пивной, ни вблизи рынка, и на квартиру к Алексею больше не заявлялся.
А в живущей привычным порядком квартире были новости. Там затеяли на коллективных началах ремонт кухни и коридоров. Материалы на побелку и окраску раздобыл Галкин через ОРС своего завода. Долго искали маляра, чтобы был не пропойца с улицы, а человек, которому можно довериться. И подходящий маляр был найден. Он приходил в квартиру, качал головой, говорил какие-то отпугивающие слова про то, что потолки только мыть надо неделю, и прочее, но в конце концов о цене столковались. Мастер ушел, сообщив, что начнет работать в субботу, придет вместе с женой — своей помощницей, — и потребовал, чтобы к субботе кухня и все остальное было освобождено от лишнего.
Предстоящее обновление мест общего пользования обрадовало живущих в квартире женщин. До чего же им мечталось увидеть хотя бы кухню очищенной от блокадной копоти, с побелевшим потолком и заново выкрашенным полом, с которого исчезнет след кирпичной буржуйки, выложенной в первую военную зиму и сломанной лишь в прошлом году.
Но главным событием последних дней было что-то непонятное, случившееся в жизни обитателя комнаты рядом с кухней.
Началось это с утра после той ночи, когда квартира была разбужена шумом, происходившим в Аниной комнате. Напуганные женщины ожидали, что теперь подобное будет повторяться. Но опасения оказались напрасными. Аня, наверно боясь новых скандалов, куда-то скрылась. Ну, а без нее что шуметь Алексею? Но то, что он стал покидать квартиру с рассветом, одновременно с другими мужчинами, а возвращался лишь на следующее утро и спал целый день… То, что вдруг перестал уходить из дому со своим баяном… То, что вот уже который день не брал инструмент в руки. Все это удивляло и сбивало с толку.
Спрашивать Алексея, что с ним стряслось, никто не решался. Сам он ничего и никому не докладывал. Понятным
